Институция рабства давно сокрушена — по крайней мере на уровне законов всех стран мира. Сегодня, как и много веков назад, люди продают людей другим людям, владеющими людьми, — отличие лишь в том, что если когда-то работорговля существовала на то же уровне, что и продажа овечьей шкуры или вина, то сегодня — на том же уровне, что и продажа оружия в бедных странах без лицензии.
Государство, пропитанное либеральными идеями, как права человека и равенство перед законом, не терпит любых проявлений насилия и попирание гордостью и достоинством человека, а поэтому рабство как в высшей степени насилие и уничтожение в человеке человека является для государства антипринципом, тем, что нужно искоренить. Следовательно, работорговля в условиях нашего времени не может быть легализована.
По помимо прочих причин, мы боремся с работорговлей, процветающей в современном мире в темных подвалах, куда не проникает свет законодательства, потому, что считаем, что люди, по воле случая оказавшиеся втянутые в роль современного раба, испытывают страдания и их лишают свободы.
Далее. Может ли государство контролировать то, что находится вне закона? В действительности, все, что выпадает из логики законодательства государства, является для государства невидимым до тех пор, пока не будет обнаружено властителями, а затем и упразднено. Там, куда попадает свет законодательства, исчезает тень, олицетворяющая нарушение закона. Следовательно, государство не способно регулировать внутренние процедуры, проводить контроль качества товара, заставить работодателя предоставить приемлемые условия труда и тд, если речь идёт о незаконной деятельности. Работорговец может делать с жертвой, что тому взбредёт в голову — единственное, чем он руководствуется в такие моменты, так это логикой капитала подпольного бизнеса, в его случае устанавливающего дополнительные правила, продиктованные особенностью его деятельности: он не станет отрезать ноги и руки своей жертве, так тот ему нужен в качестве товара; он, раб, как товар имеет цену и может войти в товарооборот постольку, поскольку его ценность на нелегальном рынке труда определяется суммой факторов, касающихся того, насколько тот годен к той или иной работе, насколько тот способен справляться (или скорее, насколько с его помощью будет проще, а то и вовсе — возможно, покупателю получить выгоду) с теми задачами, которые перед ним поставит тот, кто его купит. Работорговец не заинтересован в правах этого человека, он не руководствуется гуманизмом при обращении с рабами; единственное, что его может сдерживать, чтобы тот не причинял ужасных страданий своим жертвам, так это внутренняя логика бизнеса, в котором тот функционирует как его элемент.
Тем не менее, можно было бы заметить, что благодаря тому обстоятельству, что рабство ныне нелегально, благодаря этому как только государство находит картель, торгующий людьми, он тут же его закрывает, а виновных — садит в тюрьму. Жертвы освобождаются, а затем, наверное, проходят процесс реабилитации. Это всё верно. Но что касаемо других картелей, ещё не обнаруженных государственным радаром? Ведь, следовательно, покуда туда не ступит нога оперативника, до тех пор люди, оказавшиеся жертвой этого бизнеса, остаются на волю случая: их будут насиловать, плохого кормить, избивать и тд, — и никто не обязан предоставлять им приемлемые условия существования.
Тогда возникает вопрос: является ли современный взгляд на работорговлю, существовавшей когда-то, в целом, и нелегальную работорговлю в наше время — в частности, внутренне противоречивым? Мы и правда гуманны, заставляя людей страдать в подвалах в бедных странах? Разве мы не зло, торжествующее в мире? Пока бы освобождаем одних, другие в тот же момент подвергаются пыткам, — но если бы только и те и другие были легальными рабами, то, руководствуясь своей внутренней логикой, государство могло бы урегулировать внутреннюю динамику этого института так, чтобы современные рабы чувствовали себя как можно лучше. Появились бы союзы рабов, по аналогии с профсоюзами, и тд. Хотя, думаю, это имело бы лишь поверхностный успех. Это паллиатив, ведь найдутся такие работорговцы, которые будут не согласны с правилами, предприсываемыми ему государством, а посему они со временем создадут, опять таки, новую ветвь нелегальной работорговли. Так может тогда миссия гуманизма попросту невыполнима ввиду того обстоятельства, что гуманизм внутреннее противоречив? Неужели рабства есть благо даже с точки зрения гуманизма? Неужели запрет на такие вещи есть зло, сопровождающее человеческие страдания?