«Отец, зачем идем вперед мы? Что найдем в конце пути?» – Сказал юноша. «Ходит каждый и мы идем. Века идут, отец мой шел, дед и прадед мои шли вперед и мы идем вперед, сын.» – Ответил отец. «Отец, но ведь за горой есть яркое солнце, что дарит нам лишь частицу своего величественного света.» Отец засмеялся, «Бог смотрит на мир сверху, человек имеет право думать, червь копошится в земле.» – сказал он и они продолжили путь.
Одним печальным утром пришла Ордину нелепая мысль. Столь до боли безобразная, что одно лишь воспоминание о ней вызывало у юноши горький, неистовый смех вперемешку с унынием. Мысль о том что равен Богу он, что имеет право наблюдать он свет солнечный и наслаждаться теплом его лучей.
«Я ухожу, отец.» – сказал юноша. «Куда, сын мой? Нет у нас призвания другого. Мы те, кому повезло, мы те кто гуляет по сухой поверхности, пока те, к кому не милостив был создатель, покой свой на дне озера нашли.»
В озере на разной глубине шли люди, кто по пол тела, кто с полностью погруженной в озеро головой. Шли покорно и уверенно, каждый смирился. Кто-то рождался и всплывал на сушу. Кто-то умело ходил по горам роняя в озеро свое новорожденное дитя.
«Не моя роль это, отец. Я человек достойный Бога, я увижу солнце и принесу тебе свет.» – отец рассмеялся до изнеможения и с кислой, отвратительной гримасой сказал: «Смешон тот тигр что просится под воду, смешон тот карп что бросился на берег, смешон тот пес что хочет в небеса.» и пошел дальше вперед по дороге.
Упрямый юноша не послушал отца и полез на гору Сомну. Каждый рывок давался с невыносимым усилием. Пробираясь все выше и выше юноша видел все более красных, обгоревших на солнце людей, при взгляде на них его переполняла зависть. Он лез, но силы покидали его и он падал оземь. Он не сдавался и шел вперед, поднимаясь выше и выше. Шли годы, а он и не заметил как состарился, хватка стала слабее, раны и ссадины, по всему телу, уже не давали ему забраться на гору даже на метр. Его отец давно мертв, и уже никогда не прочувствует тепла солнечного света.
Старец Ордин прижался к земле и горько заплакал. В это время к нему прилетел коршун и сказал. Я наблюдал тебя всю твою жизнь, так дай же показать мне то, чего ты так желал. Коршун впился Ордину в плечи и поднял его ввысь. Ордин увидел яркое, слепящее солнце, которое приятно грело его плечи и лицо. Он посмотрел на гору сверху, оказалось что гора была настолько большой что дорога вокруг нее вблизи казалась бесконечной, хотя на деле образовывала собой большое кольцо вокруг горы. «Так был ли прав я в том, что карабкался наверх, а не ходил вокруг горы кругами?». Коршун ничего не ответил и скинул Ордина вниз на землю.
Ордин встал, отряхнулся, тяжело вздохнул, замотал кровавые раны и пошел вперед по дороге вдоль горы, как делал его отец, и дед, и прадед... «Меня, хотя бы, освещают эти тусклые лучи солнечного света.», подумал он. Так и закончился век Ордина на дороге у горы Сомны, так же проживут и его внуки, и правнуки, ведь Бог смотрит на мир сверху, человек имеет право думать, червь копошится в земле.
Кто рифмует на глаголы...
Тихо выжимаю из себя.
Черствое, больное, злое слово,
Лезет чрез гортань мою шипя.
Я густой шлепок из скверной массы,
Голубя больного грязный глист,
Что в груди сопит комком пернатым,
Чей я ночью слышу чахлый визг.
Когда каждый первый дышит розой,
Выдыхаю тошный перегар.
Гений выдаст опус даже прозой,
Я стихом лишь мерзостный нагар.
Черствый хлеб лежит в коробке.
Плесень гложет черствый хлеб.
В черепной коробке цепь
Нейронов гложут мысли робко.
Или что осталось там
Зачерствел, угас,
Мой последний шанс
Честь отдать творцам.
Взяли за плечо меня и кинули
В толпу.
К тем что вырасти преминули,
Заложив судьбу.
И в толпе таких же матовых и сереньких
Я надеюсь получить фидбэк,
Но меня затмило тенью гения
Я в его тени не человек.
На пути к смирению.
В горле мысли волнением,
Зудит гнилая кость.
Нет молитв убогому,
Искусству горькому,
Что пером как молотом
Стучит о стол.
Что и с рифмой стройною
И мыслёй толковою
Порванное в лоскуты
Украшает пол.
Последняя строфа хо ро ша. Огонь просто. Остальные надо повертеть и упростить предпоследнюю, там вообще не разобраться, почему преминули вырасти, почему судьбу заложили. А места много.