Зимняя ночь (Б. Пастернак)

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

>>62016 (OP)
Тебе в /bo

Гамлет (Б. Пастернак)

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.

>>62019
>>62021
Охуенно, как выучу приду к вам снова

Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.

Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.

Держи ещё Блока на следующую неделю.

Я пригвожден к трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне всё - равно.
Вон счастие мое - на тройке
В сребристый дым унесено...

Летит на тройке, потонуло
В снегу времен, в дали веков...
И только душу захлестнуло
Сребристой мглой из-под подков...

В глухую темень искры мечет,
От искр всю ночь, всю ночь светло...
Бубенчик под дугой лепечет
О том, что счастие прошло...

И только сбруя золотая
Всю ночь видна... Всю ночь слышна...
А ты, душа... душа глухая...
Пьяным пьяна... пьяным пьяна...

Те стихи, что выучил буду записывать. Думал буду как безруков, а получилось максимум дюжев. По дикции покритикуйте, только по существу.
http://vocaroo.com/i/s1Zx3biXR2BD

>>62134
Безруков - калич, как и Дюжев,
Ты же их обоих хуже.

>>62016 (OP)
Учи "Евгений Онегин".

>>62134

Как по мне, то:

К тире все-таки стоит прислушиваться и делать паузы. А то, вон, в третьей строфе, где тире, паузы нет, а где нет тире, есть пауза.

Первых строчек шесть читать быстро и с трепетом. Почему? Потому что "Имя его - птица в руке". Одно единственное движенье губ, а не, извини, сонное растягивание.

Потом на висок с курком больше строгости и серьезности. Это, черт возьми, смерть.

В предпоследней строчке порядок не тот.

И слово "глубок" ты зафейлил. Какой-то хлубок.

Но это, впрочем, как я бы сделал, если бы рассказывал этот стих.

>>62187
Спасибо, насчет трепета тоже подумывал

>>62209
ntcn

Бля, вспомнил, что у меня тоже проблемы с памятью Удваиваю ОПа, полезный тред.

Левиафан

Один из маневров Левиафана - попытка убедить молодежь в том, что его зов идентичен призывам Отечества. (Эрнст Юнгер)

Горькая правда страшна, страшная правда горька.
В ловушку попала нога неистового зверька.
На каждом углу капкан, на каждом шагу силки -
Это Левиафан вяжет свои узелки.

Где проливается кровь и солдат умирает от ран,
Там обретает улов чешуйчатый Левиафан.
Он притаился в тени пылающих баррикад,
Скоро изменятся дни и он соберёт парад.

Слаще, чем горный мёд, жар молодых сердец,
Пусть человечек гниёт, пусть возрастёт дворец!
Вчера был от воли пьян, сегодня лицом в забор...
Хитрый Левиафан, он же Уицраор.

Ползает тысячей лап вместе с кричащей толпой,
Держит прострелянный флаг и подстрекает на бой.
Месиво тел и идей, отданы были труды.
Кончено дело. Теперь он пожинает плоды.

Ты шёл на ментов за мечты, шёл на войну за весну,
Но у тех, кто ломал кнуты, оказалось в руке по кнуту.
Ты узнаешь, есть древний план до заката времён от зари,
Ты почувствуешь - Левиафан у тебя шевельнётся внутри.

Левиафан - библейское чудовище, использованное Томасом Гоббсом, как символ всепожирающей силы государства. В том же смысле этот термин употреблял Юнгер.

Уицраор - в "Розе Мира" Даниила Андреева демон великодержавной государственности.

Автор: Solar Cross

Пилигримы (Бродский)

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

Вот, выучил вчера. Пруфов не будет.
неоп

>>64038
Саге случайно.

Какое небо

Гречневым чавканьем сильной личности
Словесного поноса рьяной кавалерией
Ты забейся в сочные ямочки
В мягкие дырочки
Пулями оставленные
Ведь лучше стучать, чем перестукиваться.
Анонимная философия продавшихся заживо
За колоссальный бесценок
Заживо погребённых
В летнюю резину изношенных прокламаций
Обильно смоченных психоанализом.
Единым фронтом опочил всуе
Снулой рыбкой растраченной потенции
Ты, ведущий, бля, на новые подвиги!
Мёрзлой веточкой опьянения
Ковырни, ковырни в мыльном вареве
Невыносимо невинного прошлого.
В мыльном вареве хлеба съеденного.

А небо всё точно такое же
как если бы ты
не продался.


И.Ф.

>>64280
Начал читать - эта запись в голове заиграла.

>>64350
ну держи тогда ещё

устал от тишины
Тишина свинцовой кастрюлей повисла над нами
От нёё в жопе щёкотно и суетливо
От неё умирают свирепые ёжики
Бейте в чёрный барабан
Мозгами полейте обои на стенах
Ротовым отверстием издавайте
протяжные звуки поезда
Который устал от ржавого здравомыслия рельсов.
ПОЕЗД С МОСТА ПИЗДЫК!

>>64370
Ну и ты держи, братан.


Словно после тяжелой и долгой болезни
Я вышел под серым, уютным дождем
Прохожие лепят меня как хотят
Я также как раньше - в мятой, потной пижаме,
Но уже без претензий на белый полет
скоро придет осень…





В сумасшедшем доме
Художнику
Приснилось
Что кровавые туши убитых зверей
На мясокомбинате
Превратились в огромные сочные
Апельсины гранаты лимоны
И вот они
На крюках
Легонько покачиваются
Тихонько звенят.





В автобусе или троллейбусе
Ехал простой человек
Он был совсем обыкновенный
В поношенной телогрейке
В поношенных валенках
В поношенном сером лице
Он держал полиэтиленовый или целлофановый
Пакет с печеньем пряниками
И, скорее всего, апельсинами
Я был в данном случае
Контролером автобуса или тролейбуса
А может быть, и кондуктором
И я спросил его: Куда вы едете?
— На край земли — ответил он.
Я сказал ему: Вот ваш билет, куда вы едете?
Он спокойно ответил:
— На край земли
— На край земли.





Слово мое захудалое
Родилось ты тут ни с того ни с сего
Словно пятая нога у хромой собачонки
В принципе-то понятно отчего
Однако все ж таки досадно
Не мне так другим,
Прихрамывающим.

>>62016 (OP)
Вот из Йейтса

О, эта девушка у входа…
Как трудно слушать мне
Слова о Риме и Советах,
О поводах к войне.
Тот, говорят, был в дальних странах,
Он в войнах знает толк;
Политик важно рассуждает
Про нацию и долг…
Ну что ж, они и впрямь, быть может,
Всё знают наперёд;
Но если б я мог стать моложе
И впиться в этот рот!

>>62016 (OP)
Ночь по улицам пошла
Звёздной поступью цариц,
Слов и чисел простота
У небесного моста
Раскидала перья птиц.
Не забудутся никем
Праздник губ, обиды глаз.
Забери меня в свой плен,
Эту линию колен
Целовать последний раз.

Только рюмка водки на столе,
Ветер плачет за окном,
Тихой болью отзываются во мне
Этой молодой луны крики.

Нелегко тебя отдать
Парусам ветров и птиц,
Может даже не понять,
Может даже не узнать
Среди тысяч женских лиц.
Пусть глаза мои молчат,
Молча смотрят на луну,
Если кто поймает взгляд,
Поторопится назад,
Сам не знаю, почему.

Звёзды рождаются вечером. -
Как нотные знаки.
Словно сумерки выдыхают
мелодию.

Партитура неба
предназначена
для девушек и птиц:
у каждой девушки
есть своя звёздочка,
а у каждой звезды -
свой соловей.

Ночью,
как папоротник,
расцветает сердце.
И, словно заветный клад
из старых преданий,
открывается
богатство души.

Звёзды умирают
с появлением солнца.

Ты -
Моё солнце.
Об этом
мне рассказала
маленькая звёздочка.

Вокруг
темно-синяя ночь...
Тебя
ожидаю.

О том,
что мы
всё равно должны встретиться,
говорит
эта вздрагивающая звёздочка.

>>62016 (OP)
Окей, я снова был не прав
А ты решила верно, наверно
И мне не стоит больше ждать
Никаких чудес
Но я перед тобой стою
И непонятно что ловлю
Я просто не могу уйти
Я тебя люблю сильно

Она вернётся, она вернётся
Она мне ночью заменяет солнце
Она услышит, она заплачет
И я надену ей кольцо на пальчик

Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»

В её ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.

За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, — и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рва́ло. Потом, заперши́сь,
Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной…

Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, — хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И ко́сы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно всё это!..

Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта — всемирный запой,
И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, —
Я верю: то Бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала!

Временами хандра заедает матросов,
И они ради праздной забавы тогда
Ловят птиц океана, больших альбатросов,
Провожающих в бурной дороге суда.

Грубо кинут на палубу, жертва насилья,
Опозоренный царь высоты голубой,
Опустив исполинские белые крылья,
Он, как весла, их тяжко влачит за собой.

Лишь недавно прекрасный, взвивавшийся к тучам,
Стал таким он бессильным, нелепым, смешным!
Тот дымит ему в клюв табачищем вонючим,
Тот, глумясь, ковыляет вприпрыжку за ним.

Так, поэт, ты паришь под грозой, в урагане,
Недоступный для стрел, непокорный судьбе,
Но ходить по земле среди свиста и брани
Исполинские крылья мешают тебе

>>64481
Видел такой же стих у Набокова.

>>64481
Вот набоковская версия:

ШАРЛЬ БОДЛЕР. АЛЬБАТРОС
отправить стихотворение по почте (e-mail)
Бывало, по зыбям скользящие матросы
средь плаванья берут, чтоб стало веселей,
великолепных птиц, ленивых альбатросов,
сопровождающих стремленье кораблей.

Как только он людьми на палубу поставлен,
лазури властелин, неловок и уныл,
старается ступать, и тащатся бесславно
громады белые отяжелевших крыл.

Воздушный странник тот,- какой он неуклюжий!
Та птица пышная,- о, как смешит она!
Эй, трубкою тупой мазни его по клюву,
шагнув, передразни калеку-летуна...

Поэт похож на них,- царей небес волнистых:
им стрелы не страшны и буря им мила.
В изгнанье,- на земле,- средь хохота и свиста
мешают им ходить огромные крыла.

>>64537
Вот этот топ:
Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу бури,
Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!
Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,
Тот веселит толпу, хромая, как и он.

Поэт, вот образ твой! Ты также без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.

>>62023
Вот это охуенно.

А может, сыграем по-крупному? Как насчёт "Облака в штанах", а, оп? Чтоб мозги охуели запоминать

>>64558
Советую послушать аудиоверсию прочтения автором, очень цепляет. Хоть и не полная.

>>64560
Я слушал, просто прекрасно, очень жаль, что нет полной версии
если оп говнарь, как и я, то у Плана Ломоносова вышел альбом "Облако в штанах"

>>64558
Знаю наизусть.
мимохвастун

>>62016 (OP)
Николай Гумилев
Мои читатели
Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.

Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, весёлой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.

Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.

И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.